Губерман Игорь Миронович (псевдонимы И.Миронов, Абрам Хайям и др.) (р. 1936) -российский писатель, поэт. 

Родился 7 июля в Москве. Отец - экономист. Мать закончила консерваторию, но профессиональным музыкантом не стала. Среди недалеких предков - Петр (Пинхас) Рутенберг - эсер-боевик, организатор убийства священника Гапона. 

После окончания средней школы Губерман поступил в Московский институт инженеров транспорта (МИИТ), руководствуясь известным в те годы изречением: 'если ты аид - поступай в МИИТ' - там, в отличие от других, более престижных вузов, не было 'процентной нормы'. В 1958 получил диплом инженера-электрика и многие годы работал по специальности. Вскоре после окончания института познакомился с А.Гинзбургом - редактором-составителем одного из первых 'самиздатских' журналов - 'Синтаксис'. Весь третий номер журнала - стихи ленинградских поэтов, в том числе и почти тогда неизвестного И.Бродского - был сделан по материалам, привезенным Губерманом из служебной командировки в северную столицу. Он же написал и предисловие к не вышедшему из-за ареста Гинзбурга четвертому номеру, где много говорилось о молодом талантливом художнике Игоре Шибачеве. 

В это же время Губерман знакомится с группой 'лианозовцев' - Оскаром Рабиным, Л.Крапивницким, Г.Сапгиром, И.Холиным и людьми, близкими к этому кругу: философом Г.Померанцем, литературоведом Л.Пинским и др. Губерманстановится героем фельетона Р.Карпеля Помойка ?8 ('Московский комсомолец', 29 сентября 1960) - ':инженер ИгорьГуберман, известный тем, что он был одним из вдохновителей и организаторов грязных рукописных листков 'Синтаксиса'. Сей 'деятель', дутый, как пустой бочонок, надменный и самовлюбленный, не умеющий толком связать и двух слов, все еще питает надежду на признание'. 

Человек совсем не одинок! / Кто-нибудь всегда за ним следит. - по крайней мере, по отношение к самому Губерману это высказывание, начиная с 1960, звучало совершенно справедливо. 

Какое-то время он успешно сочетал работу инженера с литературной деятельностью. Писал научно-популярные и документальные книги (Чудеса и трагедии черного ящика - о работе мозга и современной психиатрии, 1968; Бехтерев. Страницы жизни, 1976 и др.), а также сценарии для документального кино. Одна из книг начиналась стихотворением Иосифа Бродского (разумеется, без указания фамилии), находившегося тогда в ссылке. 

А в 'самиздате' начинают распространяться стихотворные миниатюры Губермана, позднее получившие название 'гарики'. (Гарик - домашнее имя Игоря Мироновича). В частности, из цикла "Вожди дороже нам вдвойне, / Когда они уже в стене", включающего в себя несколько десятков четверостиший. (Пахан был дух и голос множеств, / в нем воплотилось большинство; / он был великое ничтожество, / за что и вышел в божество; Люблю отчизну я. А кто теперь не знает, / что истая любовь чревата муками? / И родина мне щедро изменяет / с подонками, прохвостами и суками). 

В 70-е Губерман - активный сотрудник и автор самиздатского журнала 'Евреи в СССР'. Люди, делавшие этот журнал (их называли 'культурники'), видели свою задачу в распространении среди евреев знаний религии, истории и языка своего народа, вопрос же об эмиграции считали личным делом каждого. 

В 1978 в Израиле были собраны ходившие по рукам 'гарики' и изданы отдельной книгой. За то, что нагло был бельмом, / в глазу всевидящего ока, в 1979 Губерман был арестован и приговорен к 5-ти годам лишения свободы, хотя журнал 'Евреи в СССР' перестал выходить еще в 1978. (Художественная гипотеза о подлинных причинах ареста - в книге И.Губермана "Штрихи к портрету"). Желая избежать еще одного политического процесса (их было слишком много в то время) власти 'пришили' Губерману уголовную статью. 

В лагере он вел дневник, из которого потом, в ссылке родилась книга "Прогулки вокруг барака" (1980, опубликовано в 1988). 'Пусть только любители детективов, острых фабул и закрученных сюжетов сразу отложат в сторону эти разрозненные записки, - предупреждает автор в начале книги и продолжает эту мысль: - Не смертельны нынешние лагеря. Много хуже, чем был ранее, выходит из них заключенный. Только это уже другая проблема. Скука, тоска и омерзение - главное, что я испытал там'. Есть в книге и описание смертей заключенных, и достаточно страшные сцены. Но ее содержание в другом - это история человека, сумевшего остаться Человеком там, где унижением, страхом и скукой / человека низводят в скоты. Помогло четкое сознание: чем век подлей, тем больше чести / тому, кто с ним не заодно. И умение разглядеть человеческое даже в воре, грабителе и убийце. (В соответствии со статьей Губермансидел в уголовном лагере). Три героя книги: Писатель, Бездельник и Деляга - три ипостаси автора - помогают сохранить чувство юмора и не поддаться ни унынию, ни гордыне. 'Весьма полезны для души оказались эти годы', - сказал впоследствии Губерман в мемуарной прозе, а в стихах - Свой дух я некогда очистил / не лучезарной красотой, / а осознаньем грязных истин / и тесной встречей с мерзотой. 

Он вернулся из Сибири в 1984. Прописаться не удавалось не только в Москве, но и в маленьких городках, удаленных от столицы более чем на 100 км. Пока, наконец, поэт Д.Самойлов не прописал его в своем доме в Пярну. Работы почти нигде не давали. (Практически единственным исключением стала Ленинградская студия документальных фильмов). 

Выход нашло то же самое ведомство, которое и создало эту ситуацию, - Губермана пригласили в ОВИР и сообщили, что считают целесообразным его выезд с семьей в Израиль. 

Тяжелее всего уезжать нам оттуда, / Где жить невозможно. С 1988 русский писатель Губерман, 'еврей славянского разлива' живет в Иерусалиме. 

В Израиле написан роман "Штрихи к портрету". (Первое издание в России - в 1994). Его главный герой журналист Илья Рубин (образ откровенно автобиографический) собирает материал для книги о Николае Александровиче Бруни - осколке 'серебряного века', человеке по-ренессански одаренном, расстрелянном в 1938 в одном из сибирских лагерей. Общаясь с его современниками, в большинстве своем также прошедшими через лагеря и ссылки, Рубин (то бишь Губерман) создает широкое историческое полотно от начала 20 в. до середины 70-х, когда под колеса карательной машины попадает уже сам Рубин. 

В 1996 в Иерусалиме вышли мемуары И.Губермана - "Пожилые записки". Здесь воспоминания о детстве и юности, вновь - о годах, проведенных в лагере и ссылке, о людях, с которыми сталкивала судьба: известных - Д.Самойлове, М.Светлове, З.Гердте, менее известных - художниках А.Окуне и М.Туровском, математике М.Деза и многих вовсе не известных, но чем-то (добром или злом) запомнившихся автору. 

Тема продолжена в "Книге странствий" (Иерусалим, 2001). Она опять-таки о жизни в России, о людях, повстречавшихся на жизненном пути, на этот раз почти исключительно 'простых' (но каждый со своей 'изюминкой'). И жизненная философия здесь - та же, что во всех произведениях Губермана - 'С холодным и спокойным уважением я отношусь к тем людям, что спешат и напрягаются, хотят успеть, достичь, взойти, заполучить: Они того хотят, и дай им Господи. А мне это и даром ни к чему'. 

Пожалуй, единственное существенное отличие "Книги странствий" от "Пожилых записок" в том, что многие страницы "Книги" посвящены размышлениям о судьбах еврейства. Не претендуя на научность, исключительно в эссеистском жанре, Губерман говорит о своем народе с глубоким проникновением в его психологию. 

Как ни интересна проза Губермана, но все-таки славу ему создали, безусловно, 'гарики'. Этому немало способствуют его выступления - 'в залах концертных и спортивных, в кинотеатрах и кафе, ресторанах и консерваториях, школах и институтах, театрах и синагогах, в христианских церквях самых различных ответвлений (когда нет вечерней службы), в домах для престарелых и молодежных клубах, в залах заседаний и музейных залах: сперва в Израиле, потом в Америке, России, Германии:'. Число 'гариков' перевалили за пять тысяч. (При том, что автор числит себя в поклонниках лени). Взятые вместе, они образуют некий 'гипертекст' - один из самых ярких примеров русского постмодернизма. 

Губерман вовсе не атеист, и уж тем более не воинствующий. Но и не верующий. О жизни за гробом забота / совсем не терзает меня; вливаясь в извечное что-то / уже буду это не я. Он готов принять любую истину, даже если окажется, что она идет вразрез со Священным Писанием (:я не испугаюсь ничего, / случайно если истины коснусь), с подозрением относится к любой доктрине и не хочет быть ничьим рабом (даже и Божьим). И - он уверен - вне подозрений может быть только жена Цезаря (и то вряд ли), во всем остальном можно сомневаться. Мораль - это не цепи, а игра, /где выбор - обязательней всего; основа полноценности добра - в свободе совершения его. 

Художественные приемы его стихов типичны для постмодернизма: иронический перифраз известных выражений (:я мыслил, следователь, но я существую), придание фразеологизмам прямо противоположного смысла (:был рожден в сорочке, что в России / всегда вело к смирительной рубашке), центон (есть женщины в русских селеньях - не по плечу одному), обилие нецензурной ('ненормативной') лексики. 

Не приходится удивляться, что не все критики и не все читатели от Губермана в восторге. Сам Губерман принимает это как должное - ':правы, кто хвалит меня, и правы, кто брызжет хулу'. 

По рейтингу продаж поэтических книг в магазинах Москвы за 2003 И.Губерман занимает второе место.